Натаниел ГОТОРН (Nathaniel Hawthorne, 1804, Сейлем, Массачусетс — 1864, Плимут, Нью-Гэмпшир)

Натаниел Готорн – прозаик, потомок старинного пуританского рода, сыгравшего заметную роль в истории Новой Англии. Творческое наследие Готорна составляют несколько сборников рассказов: «Дважды рассказанные рассказы» (Twice-Told Tales, 1837, 1842), «Мхи старой усадьбы» (Mosses from an Old Manse, 1846), «Снегурочка и другие дважды рассказанные рассказы» (The Snow-Image and Other Twice-Told Tales, 1851); книги для детей: «Дедушкино кресло» (Grandfather's Chair, 1841), «Знаменитые старики» (Famous Old People, 1841), «Дерево свободы» (Liberty Tree, 1841), «Биографические рассказы для детей» (Biographical Stories for Children, 1842), «Книга чудес» (A Wonder Book, 1852), «Тэнглвудские рассказы» (Tanglewood Tales, 1853); четыре романа: «Алая буква» (The Scarlet Letter, 1850, рус. пер. 1856, 1957), «Дом о семи фронтонах» (The House of the Seven Gables, 1851, рус. пер. 1852, 1975), «Блитдейл» (The Blithedale Romance, 1852), рус. пер 1912; «Счастливый дол», 1982). «Мраморный фавн» (The Marble Fawn, 1860, рус. пер. «Переворот», 1860) – и книга очерков об Англии «Наша старая родина» (Our Old Home, 1863). За пределами этого перечня остались первый, неудачный роман «Фэншо» (Fanshaw, 1828), составленный им для С. Гудрича сборник «Всеобщая история Питера Парли» (Peter Parley's Universal History, 1837) и четыре неоконченных романа, над которыми Готорн работал в последние годы жизни.

Готорн родился и прожил всю свою жизнь в Массачусетсе. Лишь на склоне лет, уже написав все свои прославленные романы и рассказы, он провел четыре года в Англии (в качестве американского консула в Ливерпуле) и два года в Италии. Новая Англия была его родиной, домом, миром его художественных произведений. Массачусетские хроники, легенды и предания были той стихией, в русле которой работало творческое воображение писателя. Как и многие романтики, Готорн питал повышенный интерес к прошлому своей родины, получивший отражение уже в ранних рассказах.

Исторические интересы Готорна были тесно привязаны к его эпохе. Писатель испытывал неудовлетворенность современным состоянием общества. В поисках корней общественного зла он, как и все романтические гуманисты Новой Англии, обращался к человеческой личности, к ее духовному миру, к «тайнам человеческого сердца». Готорн подхватил популярную в его время идею о губительной власти прошлого над настоящим, но понятие прошлого в его произведениях легко утрачивало черты исторической конкретности, приобретало легендарные очертания, становилось почвой для морально-философских обобщений. Так Готорн ушел от классического типа исторического повествования, созданного В. Скоттом и Дж. Ф. Купером. Прошлое становилось у него символическим эквивалентом истории, далеким источником современного сознания, непостижимо соединившего в неразъемном единстве Добро и Зло.

Исторический материал, коим владел писатель, был ограничен. Прошлое в его художественной системе – это пуританское прошлое Новой Англии. Готорн восхищался мужеством, стойкостью, духом независимости и свободолюбия, которые были свойственны пуританам, но фанатизм, жестокость, нетерпимость вызывали в нем отвращение.

Писатель всегда был поглощен проблемами добра, зла, совести, морального совершенствования, то есть именно теми вопросами, которые составляли ядро духовного мира новоанглийских пуритан и были предметом постоянного размышления и анализа, хотя рассматривал он их, конечно, на уровне американского нравственного сознания XIX в. Существенное значение имел здесь и эстетический момент. Готорн, неоднократно утверждавший, что романтическое повествование должно развиваться на грани реальности и фантастики, возможного и невероятного, находил в пуританском прошлом «те удивительные времена, когда грезы мечтателей и видения безумцев переплетались с действительностью и становились явью».

Наряду с В. Ирвингом и Э. По Готорн принадлежит к числу основоположников американской новеллы. В пору возникновения этот жанр не обладал еще жесткими структурными принципами. Некоторые новеллы Готорна выдержаны в духе эссе, другие опираются на старинные предания и легенды, третьи близки к притче, четвертые представляют собой зарисовку, «набросок», «скетч». Однако все они объединены общностью проблематики, откровенной назидательностью, сходностью повествовательной манеры и, конечно, единством авторского взгляда на мир. Наблюдение, описание, размышление в рассказах Готорна всегда важнее, чем сюжетное развитие.

Специфика новелл Готорна определяется не только индивидуальными особенностями его художественного мышления, но в большой степени – традициями духовного развития Новой Англии, постоянным стремлением новоанглийской культуры к нравственно-философскому истолкованию действительности.

Романы Готорна во многих отношениях близки к его новеллам. В них мало персонажей и почти отсутствует действие. Главные события, определяющие судьбу героев, выведены за пределы повествования. Характеры почти лишены внутренней динамики. Генри Джеймс имел основание сказать, что они «скорее фигуры, чем характеры, они все более портреты, нежели личности». Существенно, однако, что «портреты» эти лишь в малой степени рисуют внешность персонажа. Они скорее изображения «души». В них – истоки психологической прозы, получившей развитие во второй половине XIX в., и в этом плане Джеймс был прямым учеником и наследником Готорна.

Близость к рассказам обнаруживается и в композиционной структуре романов. Они эпизодичны, фрагментарны, многие главы образуют самостоятельные, завершенные произведения, иные являются вставными новеллами. При этом писателю удается сохранить единство целого, выстроить оригинальное здание из разнообразных и разнотипных «блоков».

Готорн начал писать романы сравнительно поздно. Он обратился к романной форме, ибо нуждался в большем пространстве для углубленного исследования социально-нравственных проблем, волновавших его современников. Ему нужен был простор для подробных описаний, размышлений, комментариев, авторских отступлений, для неспешной беседы с читателем, но он не просто включился в традицию романтического романа, уже существовавшую к этому времени в Америке. В рамках этой традиции он создал новый тип романного повествования, не имеющий эквивалента в предшествующем литературном опыте Америки, да и в европейской прозе первой половины XIX в.

Все творчество Готорна обладает редкой в истории литературы монолитностью, верностью теме и избранной позиции. Духовное бытие Америки, ее нравы и доминирующие моральные принципы рисовались ему как проекция той внутренней реальности, которую мы именуем личностным сознанием. В полном соответствии с идеями романтического гуманизма Готорн видел в индивидуальном сознании источник общественного зла и одновременно инструмент его преодоления. Душа человеческая представлялась ему глубокой извилистой пещерой, наполненной вперемежку злыми и добрыми помыслами, и только в самой глубине ее можно обнаружить побеги чистого добра – истинной природы человека, которой редко удается выйти на поверхность. Преобразование действительности должно было, по мысли писателя, начаться с «очищения сердец». Позиция Готорна была довольно близка к трансцендентальным идеям «революции» индивидуального сознания, пропагандировавшейся Г. Д. Торо и Р. У. Эмерсоном. Однако в ряде существенных моментов взгляды Готорна не укладывались в рамки трансцендентализма. Он отказывался принять тезис о божественности человеческого сознания и отвергал идею полной автономии личности. «Среди кажущейся хаотичности нашего таинственного мира, – писал он, – отдельная личность так крепко связана со всей общественной системой, а все системы между собой и с окружающим миром, что, отступив в сторону хотя бы на мгновение, человек подвергает себя страшному риску навсегда потерять свое место в жизни» («Уэйкфилд»). Связи эти представлялись писателю многообразными, охватывающими многие сферы человеческой деятельности, но первое место среди них занимали связи в сфере духовного бытия человека, возникающие на грани преобразования индивидуальной нравственности в общественную мораль. Изучение их составляет другой важнейший аспект проблематики рассказов и романов Готорна.

Готорн не строил иллюзий относительно нравственной природы человека. Человечество виделось ему как великое братство во грехе. Он надеялся на грядущее «очищение сердец», на то, что «братья во грехе» помогут друг другу, но уверенности у него не было. Не случайно в его произведениях постоянно возникает мотив фатальности человеческой судьбы, а в подтексте – мысль о наличии некой высшей силы, над которой человек не властен.

Центральное же противоречие творчества Готорна заключалось в том, что, понимая социальную обусловленность человеческого бытия, он предлагал решать общественные проблемы внесоциальным путем.

Философские и художественные воззрения Готорна сложились довольно рано и обладали редкой устойчивостью. Именно с этим связана удивительная цельность его творчества, но в этом же заключался и источник трагизма, отметившего последний этап творческого пути писателя. Времена менялись, он оставался прежним. История ставила перед Америкой новые задачи, требовала новых идей, взглядов, художественных принципов. Он же не в силах был преодолеть себя, хотя, видимо, и ощущал необходимость в этом. Не случайно он не смог довести до конца ни одного из последних своих начинаний, сознавая свое творческое бессилие перед потребностями времени. Двухтомник его произведений вышел в СССР в 1982 г.

Ю. Ковалев

Алая буква (The Scarlet Letter, 1850)

— первый роман Готорна. Роман связан с историей ранних пуританских поселений в Новой Англии. С точностью историка воспроизводит он старинный Бостон, пуританскую теократию XVII века, суровый мир, в котором, однако, можно отыскать черты сходства с современным обществом. Хотя внешние формы жизни стали теперь иными, но и в те далекие годы люди страдали от общественной несправедливости, от эгоистических страстей, от фанатизма и предрассудков, от греха и преступлений.

Молодая женщина Гестер Принн была отдана в жены старику ученому Чиллингуорту, который уехал на два года, оставив ее в одиночестве. За это время она полюбила священника Артура Димсдейла и родила от него ребенка, маленькую Перл. Суровый бостонский магистрат шельмует жену-изменницу, выставив ее на эшафоте и заставив всю жизнь носить вышитую на платье букву «А», начало постыдного слова «adulteress» (прелюбодейка). Вернувшийся в Бостон Чиллингуорт отрекается от неверной жены и посвящает свою жизнь розыскам соучастника ее греха, имя которого она отказалась назвать даже на эшафоте. Обманутый муж постепенно раскрывает тайну Артура Димсдейла, который продолжает пользоваться величайшим уважением своих сограждан. Никто не подозревает, что этот святой человек – тайный грешник, никто не знает, как мучается Димсдейл от двойственности своего положения, от того, что всем ставят в пример его добродетель, тогда как сам он ощущает в себе преступника.

Искусно разжигаемые Чиллингуортом муки раскаяния материализуются в виде скрытой под одеждой священника буквы «А», которая пылает у него на теле, жжет его сердце и в конце концов приводит его к гибели. Перед смертью Димсдейл, взойдя вместе с Гестер и Перл на эшафот, приносит публичное покаяние.

Более мужественная Гестер Принн, которая, стоя на эшафоте, бросает вызов общественному мнению, окружив алую букву затейливой вышивкой, так что знак позора выглядит нарядным украшением.

Ее дальнейшая жизнь – самоотверженная помощь больным и бедным людям – изменяет смысл буквы, и люди, дивясь ее подвижничеству, готовы считать, что это начало слова «able» (сильная). Теперь к ней приходят со своим горестями несчастные женщины, обуреваемые муками отвергнутой, оскорбленной или преступной страсти или с тяжкой потребностью любви в сердце, которым никто не стремился обладать, и она утешает и успокаивает их, обещая, что «настанет светлое будущее, когда мир обретет свою зрелость и когда небеса сочтут нужным открыть новую истину, утверждающую отношения между мужчиной женщиной на незыблемой основе личного счастья». После же ее смерти над могилами Гестер и Димсдейла воздвигают общую надгробную плиту с изображением того же символа общественной несправедливости: на черном поле алая буква «А».

«Дом о семи фронтонах» (The House of the Seven Gables, 1851)

— в романе развивается тема неправедно добытого богатства, которое не приносит счастья его владельцу. Полковник Пинчен использует свое высокое положение в магистрате пуританской общины, чтобы присвоить себе землю бедняка Моула и выстроить на ней дом о семи шпилях. Он обвиняет Моула в колдовстве и добивается его казни. Но предсмертное проклятие невинно казненного висит над родом Пинченов, родовая вражда коверкает жизнь последующих поколений, преступления и кары сплетают реалистические мотивировки с фантастическими, и исход этих мрачных событий наступает только тогда, когда гибнет последний преступный стяжатель и бескорыстная Феба Пинчен выходит замуж за такого же бескорыстного молодого человека, фотографа Холгрейва, последнего представителя семейства Моулов.

«Роман о Блайтдейле» (The Blithedale Romance, 1852)

— в основу романа легли воспоминания Готорна о фурьеристской общине Брук Фарм. Небольшой мирок энтузиастов хочет своим примером зажечь сердца сограждан и перестроить мир на началах всеобщей любви. Но хищная стихия окружающего мира вторгается в жизнь мирной общины Блайтдейл. Индивидуализм губит совместное дело. Образ одного из руководителей общины Голлингуорта несет на себе печать холодной властности и фанатизма. Любовь к человечеству уживается в нем с равнодушием к человеку. Готорн тонко показывает, как эгоистична его реформаторская идея и как он приносит горе и смерть полюбившей его женщине. С другой стороны, сама эта женщина, блестящая журналистка Зенобия, готова на предательство и на преступление ради успеха, ради того, чтобы овладеть сердцем любимого человека. Беззастенчивость в средствах приводит ее к духовному крушению и самоубийству. Над ней одерживает верх ее сестра-соперница, кроткая, любящая Присцилла, которую избирает себе в жены Голлингуорт. Романтика Готорна привлекает энергия сурового мечтателя Голлингуорта и страсть блистательной Зенобии, но он осуждает их, ибо видит, что в конечном счете они – плоть от плоти того самого аморального мира, который жаждут перекроить по своему усмотрению. Их характеры находятся в вопиющем противоречии с задуманной в Блайтдейле борьбой против индивидуализма. На этом противоречии и терпит крушение фурьеристская община.

«Мраморный фавн» (The Marble Fawn, 1860)

— в основу романа легли впечатления Готорна от двухлетнего путешествия по Европе в 1857 году. В романе много рассуждений об искусстве, об итальянской скульптуре и живописи, но главной по-прежнему остается традиционная для Готорна проблема вины и раскаяния. Молодой итальянец Донателло, удивительно похожий на ожившую статую «Фавн» Праксителя, символизирует безмятежный покой природы. Его роман с Мириам, одаренной художницей с каким-то загадочным пятном на совести, выводит его из душевного равновесия. Из любви к Мириам он убивает преследующего ее таинственного незнакомца, и муки раскаяния преображают близкого к природе, примитивного юношу Донателло в духовно зрелого мужчину. Характерная для Готорна антитеза счастливой, но примитивной природы и трагической сложности человеческого интеллекта дополняется в этом романе еще и противопоставлением сумрачной, мятущейся души Мириам светлому духовному миру другой художницы – Гильды.

Готорна-психолога привлекают мучительные переживания Мириам и Донателло, тогда как Готорн-моралист демонстрирует в качестве образца добродетели безгрешную Гильду и ее возлюбленного скульптора Кениона.

Новеллы

— Новеллы Готорна полны тех же «проклятых вопросов», которые занимали его в «Алой букве» и других романах. Готорн был враждебен официальному оптимизму легенды об Америке: стране свободных людей, стране, где каждый может разбогатеть. Готорн видел, как хаотичен и аморален окружающий его мир. И все же он пытался рядом с сетованиями на страдания и преступления человечества показать некий положительный идеал альтруизма, добра, гуманного братства людей. В частности, он обращался для этого к истории. В новеллах на сюжеты из прошлого Новой Англии он полон патриотической гордости за своих предков – вольнолюбивых пуритан, обретших за морем новую родину. Он следит за тем, как росло сопротивление английской короне и как колонисты наконец восстали против ига метрополии.

В новелле «Эндикотт и красный крест» губернатор-пуританин в ярости рвет английский флаг; в новелле «Седой заступник» таинственный старик, символизирующий достоинство и гордость всего народа, останавливает тирана-губернатора, готового устроить кровавую бойню в непокорном Бостоне. В новелле «Маскарад у генерала Хоу» шествие маскированных фигур призвано смутить веселость льстецов и клевретов всесильного английского сатрапа и бросить ему вызов, подобно тому, как это делает маска Красной смерти у Эдгара По. Но если Красная смерть несет только ужас и всеобщее уничтожение, то у Готорна таинственная процессия губернаторов возвещает близкое торжество справедливости и падение британского владычества. Исторические новеллы Готорна создают целую летопись сопротивления американских колоний, завершившегося войной за независимость Соединенных Штатов. Унаследованный американскими колонистами вольнолюбивый дух английской революции, наиболее решительными бойцами которой были пуритане, восхищает Готорна, и он поэтизирует эпоху борьбы и становления молодой республики. Однако даже тогда, в эти героические годы, зоркий взгляд писателя различает и такие черты общественной жизни, которые умеряют его восторг и настраивают его снова на критический лад. В первую очередь – это деспотическая нетерпимость пуритан. В новелле «Эндикотт и красный крест» позорный столб и колодки предназначены не только для реакционеров (роялиста и католика); гнев пуритан не миновал и «самовольного проповедника», виновного лишь в том, что он по-иному трактует Евангелие, чем старейшины теократической общины, и женщину, ругавшую этих старейшин, и прелюбодейку с вышитой буквой на груди – прообраз Гестер Принн из «Алой буквы», – и многих других несчастных с отрезанными ушами, вырванными ноздрями и клеймами на щеках. Тюрьма и эшафот омрачают самый священный период американской истории.

В новелле «Кроткий мальчик» нетерпимость пуритан сталкивается с фанатизмом квакеров, которых преследует и убивает господствующая церковь. Здесь проповедь пуританского священника, натравливающего своих прихожая на инакомыслящих сектантов, сменяется не менее фанатичной позицией квакерской пророчицы Кэтрин. Готорна возмущает толпа пуритан, в благочестивом рвении казнящая квакера, но он не может одобрить и старика квакера, который, повинуясь «внушению господа», уходит из дому, оставив на смертном одре умирающую дочь. Готорн порицает фанатизм обеих враждующих сторон и отдает свои симпатии простой гуманной женщине Дороти Пирсон, которая приютила гонимого ребенка Кэтрин – маленького Илбрагима, и пока его родная мать утверждает правоту своей секты, Дороти отдает все свое сердечное тепло чужому мальчику. Соседи осуждают ее, власти преследуют ее мужа Товия, сам Товий, возмущаясь этими репрессиями, становится фанатиком квакером, но для Дороти единственно важными остаются добрые дела, а не сектантские догмы. Этот дух гуманности, терпимости, любви в конце концов торжествует в новелле. Борьба религий затухает в результате королевского указа, Кэтрин и ее враги-пуритане живут в мире, но предшествующие раздоры стоили жизни маленькому Илбрагиму, затравленному жестокими сверстниками.

На примере этой исторической новеллы, мы видим основную идею всего творчества Готорна – человек рожден для братства, он должен повиноваться чувству любви к ближнему, но реально, в том обществе, которое создалось в Америке, господствуют взаимная вражда людей, ожесточенная конкуренция, борьба эгоистов, не стесняющихся в выборе средств, использующих в своих целях и религию, и суд, и государственную власть, и науку, и мечту людей о счастье, и доверчивость тех, кто склонен верить различным легендам. Новое время в представлении Готорна лишено тех высоких, патриотических целей, которые вели на подвиг пуритан. В нем торжествует жажда наслаждений, трезвая, хладнокровная безнравственность. Господствующие тенденции этого времени не только аморальны, они к тому же и антиэстетичны. В погоне за барышом не сыщешь поэзии. И Готорн сочувствует оскудевшему старому замку в Бостоне («Легенды Губернаторского дома»), воплощавшему величие прежней эпохи, а ныне оттесненному от Вашингтон-стрит кирпичной громадой доходного торгового здания. Он « грустью замечает, что в парадном зале этого замка, где некогда с королевской пышностью давались губернаторские приемы, ныне открыт бар со стойкой для спиртных напитков.

Рак индивидуализма разъедает общественный строй Америки. Неразборчивость в средствах приводит эгоиста к преступлению, к насилиям, к «царству греха». В новелле «Молодой Браун» герою удалось постичь скрытый душевный мир своих респектабельных земляков, и он увидел вокруг себя сплошной порок, повсеместное торжество дьявола. Самые, казалось бы, безупречные люди поражены моральной порчей. В новелле «Волшебная панорама фантазии» Готорн показывает, что всеми уважаемый мистер Смит лишь случайно не стал преступником и убийцей.

Беда в том, что в настоящее время человек слишком занят собой, ему нет дела до других людей. Среди безумцев, жертвующих всем ради наживы, одиноки те, кто живет ради других, хотя именно они, эти альтруисты, – цвет нации, и им отдает Готорн свои симпатии. В новелле «Великий Каменный Лик» Готорн противопоставляет подобному альтруисту Эрнесту целую галерею честолюбивых индивидуалистов – дельца, генерала, политика. В новелле «Опыт доктора Хейдеггера» Готорн показывает, как неисправимы такого рода люди, погрязшие в стяжательстве, жажде власти и наслаждений. На опыте своей жизни, полной ошибок, они ничему не научились и ничего не поняли. Стоит вернуть этим людям молодость, и они снова станут на тот же зловещий путь, снова обретут те же пороки и совершат те же преступления. Готорн изливает свое негодование не только на этих «столпов общества», но и на их поклонников, на тех недалеких людей, которые усматривают сходство между торгашом Греби Золото или генералом Громобоем и символическим Каменным Ликом, полным добра и мудрости. Эти поклонники не отличаются от своих кумиров, они идут тем же путем наживы, корысти, крови. Все дело в том, что успеха добиваются лишь особо удачливые. Остальные же знают тернии этого пути, но не знают его лавров. В «Великом карбункуле» честолюбцы и стяжатели дружно ищут драгоценный камень, но счастья им эти поиски не приносят. Они разоряются, слепнут, обманываются, гибнут, – а подлинную мудрость проявляет скромная супружеская чета, нашедшая в себе силы отказаться от поисков богатства и уйти прочь от драгоценного камня.

В разгар культа наживы, в эпоху процветающего капитализма Готорн проповедует отказ от буржуазной активности, зовет человека к простой, неприхотливой жизни, сокрушается о безумцах, которые в угоду корыстным и честолюбивым мечтам коверкают свою жизнь и жизнь окружающих людей.

В новелле «Честолюбивый гость» семейство в горной хижине испытывает довольство жизнью до тех пор, пока их воображение не затронуто тщеславными мечтами случайно забредшего путника, ничего еще не совершившего, но уже мечтающего о вечной славе среди потомков. Его недовольство судьбой оказывается заразительным. Хозяин хижины начинает мечтать о собственной ферме в долине, ребенок зовет всех отправиться к ручью Флум (вероятно, границе его детского мира). А у бабушки пробуждается странное желание – после смерти посмотреться в зеркало, опрятно ли выглядит ее саван. Все взбудоражены, все жаждут перемен, а между тем равнодушная судьба избрала именно эту минуту для того, чтобы похоронить всех честолюбцев под обрушившейся с горы, лавиной. Так неожиданно обрываются планы, стремления, мечты. Человеку кажется, что он сам способен ковать свое счастье, но на самом деле он в плену у случайностей, и поэтому избранный им путь часто оказывается роковым. Если бы честолюбивый гость и приютившие его хозяева остались в хижине, обвал бы прошел стороной. Но они выбежали наружу, ища спасения в бегстве, и лавина настигла их. Этот мотив слепоты человека перед лицом случая как бы подтверждает у Готорна его критику буржуазной активности. Раз человек не знает, что его ждет на избранном пути, то стоит ли искать этот путь? В новелле «Дэвид Суон» мимо уснувшего у источника юноши проходят люди, символизирующие разные варианты его судьбы. Богатая купеческая чета восхищена его красотой и собирается усыновить его; девушка – может быть, та, о которой он мечтал всю жизнь, – готова полюбить его; бродяги-головорезы готовятся убить и ограбить его. Все эти возможности, однако, по разным причинам не реализуются, и проснувшийся Дэвид Суон продолжает свой путь, даже не подозревая о том, что за время его сна «Богатство бросило на воды ручья свой золотой отблеск», что «с журчанием источника смешались тихие вздохи любви», что «Смерть грозила обагрить его воды кровью». Смысл этой притчи в том, что человек слепо идет навстречу неведомому, что сам он не знает, где ожидает его богатство, за которое он так усердно борется. Почтовая карета увозит Дэвида Суона от девушки, которая могла бы составить счастье его жизни, а он улыбается, думая, что с каждой минутой приближается к заветной цели. В другой новелле – «Тройственная судьба» – человек долгие годы ищет в чужих странах то, что ему удается обрести, только вернувшись в родную деревню, – любовь, уважение сограждан, счастливую, спокойную жизнь.

Человек не только не может предвидеть будущее, он слеп и в отношении того, что происходит в настоящем. В новелле «Жены умерших» противоречивые версии о судьбе мужа Мэри перекрещиваются с противоречивыми версиями о судьбе мужа Маргарет. Сестры то вместе оплакивают погибших, то порознь радуются своему счастью, печалясь каждая о несчастье сестры. На самом же деле оказывается, что оба мужа живы и все волнения были напрасны. В «Гибели мистера Хиггинботема» игра версий об убийстве старого скряги еще прихотливей. Весть о событии предшествует самому событию и то подтверждается, то снова опровергается, пока в конце концов в последний момент Доминикус Пайк не спасает своего будущего родственника от гибели, предотвращая то самое происшествие, о котором он рассказывал два дня назад.

В новелле «Уэйкфилд» выясняется, что человек не может предвидеть не только независимые от него события, но даже и свои собственные грядущие поступки. В душе человека заключены отдельные задатки, которые под воздействием различных обстоятельств могут толкнуть его в ту или иную сторону. Хаос внешних случайностей усугубляется хаосом мыслей и чувств отдельного человека. Где уж тут быть кузнецом своего счастья!

Критически оценивая шансы честолюбца на успех, Готорн показывает, что, даже добившись богатства и власти, человек, по существу, не обретает счастья. В «Золоте царя Мидаса» Мидас на вершине богатства не может утолить свои простейшие человеческие желания. Кроме того, эти любимцы успеха не защищены от ударов жизни, ломающих все, чем они жили в своем ослеплении. Торгаш Греби Золото из «Великого Каменного Лика» утрачивает свое богатство. Все в прошлом у героев «Опыта доктора Хейдеггера». Леди Элинор поражает черная оспа, таинственно связанная с той самой мантильей, которая придавала особое очарование этой надменной красавице («Мантилья леди Элинор»). Гордых губернаторов ждет утрата власти. Их заранее пугают зловещие предзнаменования – появление Седого заступника или парад фигур, покидающих губернаторский дом («Маскарад у генерала Хоу»).

Но если так труден путь к успеху и так мимолетны его плоды, то стоит ли становиться на этот путь? Готорн отвечает на этот вопрос отрицательно. Какие же другие пути существуют в жизни? С одной стороны, это путь ученого, с другой – путь художника. Готорн и в этом вопросе сохраняет особую позицию. В «Великом карбункуле» образы ученого и поэта трактуются иронически. Они более безобидны, чем стяжатели и честолюбцы, но их наука ложна, их поэзия пуста. Они помнят о себе и своем деле, но мало задумываются над общечеловеческим благом, которое у Готорна является единственно достойной целью всякой деятельности. Образ ученого у Готорна фигурирует и в других новеллах («Дочь Рапачини», «Родимое пятно»). Обычно это маньяк, человек, целиком поглощенный ложной идеей; он преследует свою цель, не обращая внимания на препятствия, даже там, где это приносит гибель близким ему людям. В новелле «Родимое пятно» ученый стремится избавить свою жену от безобидного пятна на коже. Ему важно решить научную задачу, и он не предвидит того, что с исчезновением этого родимого пятна жизнь его жены оборвется. Другой маньяк, Рапачини, приносит на алтарь науки счастье своей дочери Беатриче. Ради научного эксперимента он пропитывает ее тело ядовитыми испарениями, породнив ее со смертоносными цветами и изолировав от людей. Он готов продолжать этот эксперимент и над влюбленным в Беатриче Джованни Гуасконти, но тут вмешивается другой ученый, Бальони, который снабжает Джованни противоядием, несущим гибель несчастной Беатриче. Характерно, что эта смерть вызывает у Бальони «смесь торжества и ужаса». Ценой жизни Беатриче он победил своего конкурента. Наука становится поприщем борьбы двух честолюбий, утрачивая свою объективную цель – общественное благо. Таким образом, и в сфере науки Готорн различает того же буржуазного индивидуалиста. Наука превращается в орудие преступления, порой дающее человеку больше власти над людьми, чем деньги или политическая карьера.

По-иному относится Готорн и к искусству. Это противопоставление двух орудий познания мира было популярно в европейском романтизме со времен Гофмана. Готорн, подобно Гофману и другим немецким романтикам, ценит в искусстве свободу от узкого практицизма буржуа. В новелле «Поиски красоты» герой пренебрегает красивой невестой, богатством и комфортом, посвятив свою жизнь изготовлению прекрасной искусственной бабочки. Характерно, что эту бабочку – символ красоты – ломает своим прикосновением рука ребенка из сугубо практического семейства, в котором все заняты тем, что «делают деньги». Впрочем, обычно у Готорна, как и у Гофмана, дети лишены практицизма взрослых. Они близки к природе, как Перл в «Алой букве», и даже иногда носят имена цветов («Снегурочка», «Крыльцо в Тэнглвуде»). Дети часто наделены у Готорна поэтическим воображением. Так, например, в «Снегурочке» они создают себе из снега «сестричку», которая танцует и играет с ними, пока отец семейства, трезвый янки, не заставляет ее погреться у очага в жарко натопленной комнате. Вторжение лишенных фантазии взрослых губит это дитя поэтического вымысла. Снегурочка превращается в лужицу воды у камина. При этом, целиком в духе Гофмана, Готорн сохраняет наряду с поэтическим объяснением событий, которое вносят дети, и трезвое обывательское объяснение – забежала в дом соседская девочка, поиграла в саду, а затем незаметно ушла. Эта двойная мотивировка характерна и для новеллы «Деревянная статуя Драуна», где грубый ремесленник на время становится гениальным резчиком и создает, подобно Пигмалиону, статую, достойную оживления. Героиня этой новеллы может и не быть ожившей статуей. Она может оказаться португальской леди, приехавшей вместе с заказчиком-капитаном, но весь пафос рассказа в том, что именно фантастическое объяснение правомерно, а реалистическая мотивировка придумана для трезвых американцев и носит почти иронический характер. Художник у Готорна может, следовательно, не только создавать произведения искусства, он может наделять их подлинной жизнью. В новеллах Готорна оживают картины («Портрет Эдуарда Рэндолфа»), статуи двигаются и живут («Деревянная статуя Драуна», «Снегурочка», «Хохолок»). Согласно романтической концепции Готорна, художник может глубоко проникнуть в характер человека и на этой основе предсказать его будущее, как это делает герой «Пророческих портретов». Только поэт оказывается в силах раскрыть тайну «Великого Каменного Лика» и узнать в образе Эрнеста того, кто действительно принесет славу родному краю. Все это сближает Готорна с Гофманом, но в отличие от немецкого романтика, целиком поглощенного своей приверженностью к искусству, Готорн даже в «Пророческих портретах» делает истинным героем не художника, а его самоотверженную жену, готовую пойти на верную смерть, лишь бы не бросить в беде своего обреченного на безумие мужа. Любовь, а не искусство – подлинно абсолютная сила для Готорна, и не поэт, а Эрнест оказывается героем «Великого Каменного Лика» – Эрнест, посвятивший себя мудрому служению людям. Это и есть главный положительный образ в творчестве Готорна. Жертвенная любовь к человечеству, преодоление индивидуализма, создание всеобщего братства людей – такова программа Готорна. Не честолюбивое стремление выделиться, ведущее к аморализму и преступлению, не эгоистическая борьба всех против всех, характерная для буржуазной цивилизации, а жертвенный подвиг любви привлекает внимание писателя – любви к одному человеку, любви к отечеству в пуританских новеллах, любви к людям вообще в «Великом Каменном Лике». Именно эта жертвенная любовь превращает уродливую старуху, пристрастившуюся к джину, в подлинно поэтический образ («Розовый бутон Эдуарда Фейна»).

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я