Андре ЖИД (Andre Gide, 1869, Париж — 1951, Париж)

Французский писатель, романист, публицист, драматург. Единственный сын Поля Жида, профессора права в Парижском университете, потомка старинного протестантского рода Джидо, перебравшегося из Италии в Прованс, и урождённой Жюльетты Рондо, чьи предки из Нормандии владели заводами в Руане. Потеряв отца в одиннадцатилетнем возрасте, Жид воспитывался в окружении тёток и кузин, проникнутых духом пуританского благочестия и экзальтации, способствующих развитию у подростка чувствительности и невроза. Полудетская влюблённость в двоюродную сестру Мадлен Рондо, которая была на три года старше его, завершилась у Жида долгим мучительным чувством. В 1891 г. он сделал девушке предложение и был отвергнут. Согласие Мадлен на брак последовало лишь через четыре года. Взросление, осложнённое колебаниями между порывами чувственности и жаждой чистоты, нашло отражение в лирической прозе Жида. Первое произведение – «Записные книжки Андре Вальтера» (1890), опубликованное двадцатилетним автором, было основано на дневниках и, по его собственному признанию, имело целью продемонстрировать силу его любви и возможные последствия отказа Мадлен. Под вымышленными именами Вальтера и суровой Эмманюэль легко прочитывались реальные персонажи драмы, завершавшейся в книге смертями и безумием. Романтические эмоции сочетались в ней с рассчитанной логикой «повести-теоремы», выдающей руку начинающего создателя. Однако самые маститые мэтры французской литературы усмотрели за неопытностью Жида незаурядное дарование. Поль Валери, Стефан Малларме, Морис Баррес приняли его в свой круг, ввели в литературу. «Трактат о Нарциссе» (1891) Оскар Уайльд оценил как законченное «символистское произведение». К этому же направлению принято относить «Стихи Андре Вальтера» (1892), «Опыт любви» (1893), «Путешествие Уриана» (1893). И хотя произведения эти читательского успеха не имели и до 1909 г., когда появились «Тесные врата», Жид был широкой публике неизвестен, в кругу литераторов он постепенно приобретал славу восходящей звезды.

Переломным в биографии Жида стал октябрь 1893 г., когда, по совету врачей, он совершил длительное путешествие на юг – в Тунис, Алжир, Италию. Подозрение на туберкулёз и угроза скорой смерти придали первой встрече с Африкой неожиданный смысл. «Я внезапно понял, – записал позже Жид, – что страстно люблю жизнь... Несмотря на болезнь, а может быть, вопреки ей, я стал впитывать только радость». Культ солнца, здоровой плоти, чувственных наслаждений, которые черпались вне общепринятых норм морали, раскрепостили потомка протестантов и привели к рождению новой личности и новой темы у Жида-писателя. Вторичный приезд в Африку в мае – июне 1895 г., смерть матери и даже бракосочетание в октябре 1895 г. уже не могли вернуть Жиду прежнего мироощущения. Мадлен Рондо стала для него только подругой и помощницей в делах.

Публикация книги «Болота» (1895) подвела итог символистским увлечениям раннего периода. В книге излагались перипетии любви начинающего писателя и молодой девушки, а также история создания странного произведения, не похожего ни на учёный труд, ни на любовный роман, ни на лирическую исповедь. В «Болотах» не было ни завязки, ни кульминации, ни завершения. Главный персонаж, ведущий повествование, далекий от практических интересов, занимался только писанием книги. Но и герой «Болот» со «странным именем» Титир «вообще ничего не делал», если не считать созерцания природы из окна башни. «Прежде чем объяснять мою книгу другим, я жду, что они сами объяснят её мне» – эти слова из авторского предисловия свидетельствовали о поисках Жидом двойной точки зрения, позволяющей одновременно наблюдать вещи с позиции автора и со стороны. Такое видение, принципиально разрушающее серьёзность тона и даже жанровую форму, получило у Жида возрождённое средневековое наименование – соти – «глупость, комическое представление шутов». Дурачества, часто скрывавшие за показной глупостью самое серьёзное содержание, и в случае Жида оказались связанными со сложными вещами – дуализмом идеалистической философии и поисками новой эстетики, включающей диалог как непременный элемент отношений художника и мира. Не случайно классик структурализма Р. Барт увидел в «Болотах» начала европейского модернистского романа XX в.

Но если в «Болотах» Жид дал уроки писателям последующих десятилетий, то в «Яствах земли» (1897) он предложил программу жизни молодому поколению, вовсе не обязательно связанному с литературой. Книгу называли «Евангелием свободы», «прокламацией юных», «отпущением греха». Следы её влияния ощущаются и в «Семье Тибо» Мартена дю Гара, и в повестях Камю, и во многих стихах и романах 20-х годов, «Яства» пронизывает философия гедонизма, объявляющего наслаждение целью жизни. В трактовке Жида освобождение молодых людей от тягостных норм общественной и моральной жизни провозглашалось долгом по отношению к самим себе, условием полноценного развития. Ссылки на Гёте, Ницше и даже Библию и Коран, фантастические образы, выверенность стилистических ходов сделали эту поэму в прозе своеобразным учебником индивидуализма. Опубликованные вначале тиражом менее двух тысяч экземпляров, «Яства» не сразу нашли своего читателя. Зато после первой мировой войны их успех превзошел все ожидания и даже напугал Жида, поспешившего отказаться от гедонизма в пользу самодисциплины. Уже в драме «Саул» (1899) и повести «Имморалист» (1902) Жид осудил вседозволенность и эгоизм, снискав своей непоследовательностью имя «неуловимого Протея», способного в античной мифологии к самым удивительным перевоплощениям.

«Тесные врата» (1909) еще раз подтвердили эту репутацию. Если в «Имморалисте» речь шла о гибельности отказа от этических правил, то в «Тесных вратах» добродетель была представлена как эмоциональная глухота и своеобразная форма тщеславия. Сложность характера центральной героини, отказывающей любимому человеку в праве на счастье, четкость композиции и выверенность стиля, признанного классическим, принесли книге успех. В том же году начал выходить журнал «Нувель ревю франсез», организованный Жидом совместно с театральным режиссером Ж. Копо. Значение журнала для своего становления признали М. Пруст, П. Клодель, Р. Мартен дю Гар и многие молодые авторы. Созданное в 1911 г. Гастоном Галлимаром издательство и организованный в 1913 г. Жаком Копо театр «Старая голубятня» дополнили тот переворот во французской культуре, последствия которого ощущаются на всем протяжении XX столетия.

Накануне войны Жид опубликовал «соти» «Подземелья Ватикана» (1914). Герой Лафкадио, молодой красавец, свободный от привязанностей и воспоминаний, провозгласил, как Родион Раскольников, право на свободный выбор и совершил немотивированное убийство – «бескорыстное действие». Соти продемонстрировало одновременно и близость Жида к Достоевскому, чей художественный опыт он ценил чрезвычайно высоко, и демонстративный разрыв в сюжете причин и следствий – принципы эстетики, вскоре позаимствованные сюрреалистами.

Эссе «Достоевский» (1923), роман «Фальшивомонетчики» (1925), «Дневник фальшивомонетчиков» (1926) вместе с изданными ранее «Болотами» можно считать этапом развития европейского современного романа. Влияние «Фальшивомонетчиков» сравнивают с воздействием на литературу XIX в. «Вертера» Гёте и «Рене» Шатобриана. Необычной оказалась прежде всего позиция автора, изображающего одновременно события и усилия романиста воссоздать эти события на бумаге. Такой «роман в процессе его написания» на 30 лет обогнал «школу нового романа», представленного во Франции второй половины столетия целой плеядой знаменитых писателей-модернистов. С первой до последней страницы «Фальшивомонетчики» являют собой диалог автора и персонажей, приближаясь к драматическому роду, хотя не имитируют жанр трагедии. В романе присутствует повествование от автора, создающее необходимую дистанцию между писателем и его героями. В отличие от соти «Болота» персонажи здесь активно действуют, создавая сюжетное напряжение, поддерживающее читательский интерес, хотя в романе трудно определить единую кульминацию и традиционную развязку. Определенность авторского отношения к изображаемому миру заявлена уже в названии. Фальшивомонетчиками оказываются не только изготовители поддельных золотых монет и организатор их сбыта Струвилу. Фальшивомонетчики и писатели, спекулирующие чужими идеями и создающие вместо шедевров подделки вроде романа «Турник» виконта де Пассавана, и националисты. Скепсис Жида распространяется и глубже – на семью, на школу, на религию, на любовь. Одна из главных тем романа – конфликт отцов и детей, рассматриваемый как вечное, внеисторическое противостояние молодости и окостенелой зрелости. Подросток у Жида, как и у Достоевского, не столько возрастная, сколько психологическая категория.

Широкие возможности и меньшая зависимость от прошлого делают раннюю юность возрастом пограничных решений. Семья препятствует их реализации. Отсюда отношение Жида к семье как к клетке, бегство из которой естественно и опасно. Но и декларируемая полная свобода личности – не что иное, как миф. Принятие её всерьёз с неизбежностью приводит к крушению. Даже наиболее законченный бунтарь Бернар Профитандье оказывается в финале романа перед проблемой возвращения к отцу, против которого он вначале столь яростно ополчался.

Мнение об авторе «Фальшивомонетчиков» как изощрённом стилисте давно стало литературоведческой аксиомой. В письмах разным адресатам Жид бурно протестовал против малейшего пренебрежения нормами литературного французского языка и выступал поборником классицистической, латинской традиции. Но точно очерченное изображение почти никогда не бывает у Жида единственным. На него накладывается второе, третье ... и т. д., пока предмет не потеряет четких очертаний. Афористическая завершенность малой стилистической единицы – фразы, абзаца, даже главы – уступает место импрессионистической зыбкости целого. Это относится и к авторской позиции. Жид отказывается от роли демиурга. Он лишь свидетель, оказавшийся на месте происшествия, нередко случайно. В отношении Жида и его персонажа элемент тайны и недосказанности всегда занимает значительное место. «Есть то, – замечает Жида в «Дневнике», – что известно, и то, что неизвестно. Между ними то, что предположительно. Я обожаю писателей, которые не чувствуют себя в курсе всего. Прежде чем изобретать, я предпочитаю признаться: Я не знаю». Жид сетует, что в западной литературе «роман занимается лишь отношениями людей друг к другу, отношениями эмоциональными или интеллектуальными, отношениями семейными, общественными, классовыми, – но никогда, почти никогда не занимается отношениями к самому себе или к Богу».

В противовес этой западной традиции Жида и обращается к опыту Ф.М. Достоевского, у которого заимствует принцип «доминирующего самосознания героя», выраженный настолько сильно, что эпическое повествование разбивается на отдельные партии и образует слышимое разногласие. Никто из героев не обладает истиной в полном объеме. «Фальшивомонетчики» несут мысль о жизни, которая постоянно находится в положении угрожаемом, о том, что свобода столь же опасна, сколь и притягательна, и, не освещённая любовью, ведет в бездну.

Эта мысль свойственна не только роману. Этические поиски в сложной обстановке 20—30-х годов приводили Жида то к религии, то к идеям социализма, то вновь к попыткам опереться на индивидуализм. Путешествия в колониальную Африку, ужаснувшую его нищетой аборигенов и хищничеством монополистов, попирающих все нравственные законы во имя прибыли, породили ряд публикаций: «Путешествие в Конго» (1927), «Возвращение с озера Чад» (1928) и др., вызвавших общественный скандал и принесших автору славу борца с колониализмом.

Но в эти годы Жид создавал не только публицистику. «Школа жен» (1929), «Робер» (1930), «Новые яства земли» (1935), «Женевьева» (1939) выходили почти одновременно с частями «Дневника». С 1932 г. началась публикация полного собрания сочинений писателя. Появление произведений Жида в престижном галлимаровском издательстве «Плеяда» (1937) означало, что он при жизни входил в когорту классиков.

Поездка в 1932 г. в Берлин и резкое неприятие национализма заставили Жида обратиться с надеждой к СССР, в котором ему хотелось увидеть противовес фашизации Европы. В январе 1934 г. он снова отправился в Берлин с писателем А. Мальро, чтобы добиться освобождения Георгия Димитрова, обвинённого в поджоге рейхстага. Политическая активность Жида выразилась также в его работе в Комитете писателей-антифашистов (1933—1934), участии в Первом международном конгрессе в защиту культуры (1935), поездке в СССР, куда он был приглашен в 1936 г. 20 июня 1936 г. Жид, присутствуя на Мавзолее Ленина вместе со Сталиным и другими руководителями компартии, произнес речь по поводу кончины Максима Горького, в которой признавал идею связи литературы и политики. Однако симпатии Жида к советскому режиму оказались непрочными. Очень скоро он понял родственность Сталина и европейских фюреров, а таинственная смерть одного из спутников заставила Жида спешно покинуть Москву. И хотя вскоре опубликованная книга «Возвращение из СССР» (1936) содержала лишь осторожные негативные оценки, неприятие в ней культа личности Сталина резко изменило отношение к Жиду в Советском Союзе. Его произведения не переводились более полувека. Разочарование в идее социализма, политические события, смерть в 1938 г. жены Мадлен заставили писателя почувствовать себя «совершенно одиноким». «Утрата вкуса к жизни» отразилась в «Дневнике» Жида, который, подобно «Опытам» Монтеня, играет во французской литературе роль не столько личного документа, сколько произведения философского и психологического.

Начало второй мировой войны, поражение Франции, капитуляция маршала Петена, ведущего двойственную политику, готовность к сотрудничеству с оккупантами редакции журнала «Нувель ревю Франсез» заставили Жида порвать с прежними единомышленниками. Он поселился на юге, в так называемой свободной зоне, затем переехал в Тунис и в Алжир, где оставался до возвращения в Париж в мае 1945 г. Литературные занятия Жида военных лет оказались связанными с театром. Он написал трагедию «Тезей» (1944), и по просьбе Жана-Луи Барро перевел шекспировского «Гамлета». После войны Жид работал над оперными либретто и киносценариями, переделал для сцены «Процесс» Кафки и театральный фарс «Подземелье Ватикана». До последних дней Жид оставался в гуще европейской культурной жизни – путешествовал, выступал на конгрессах, участвовал в создании новых журналов. Летом 1947 г. он был избран почетным доктором Оксфордского университета, а осенью получил Нобелевскую премию по литературе. В феврале 1951 г. Жид дописал последние страницы книги «Да будет так, или Ставки сделаны» и через несколько дней скончался. Произведения Жида продолжали выходить и после его смерти. Переписка с самыми выдающимися писателями, философами, художниками – Полем Валери, Франсуа Мориаком, Полем Клоделем, Жаком Маритеном, Роже Мартен дю Гаром, Шарлем дю Бо, Жаком Копо – даёт представление о жизни целой эпохи. И сам Жид был эпохой в литературе XX столетия. Он называл себя «человеком диалога» и был им в том смысле, что сумел понять и выразить сложное многоголосие века, но также его преемственность от прошлого. Создатель новой формы романа, Жида стал, по выражению французского критика Буадефра, «последним среди классиков, первым среди модернистов» в современной французской литературе.

3. Кирнозе

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я