Автор шпионских романов.
Детство Ле Карре было омрачено уходом матери из семьи, банкротством отца, осуждённого за мошенничество. Учился в Шербернской частной школе. Изучал немецкий язык, литературу и философию в Бернском университете, современные языки с расчётом на дипломатическую карьеру, в Оксфордском университете (1952—1956); в течение двух лет преподавал немецкий язык в Итоне. В 1958 поступил на службу в Военное министерство, через год перешёл в Министерство иностранных дел. Был вторым секретарем Британского посольства в Бонне, в качестве сотрудника Интеллидженс Сервис работал в Берлине и Берне. В 1963 после успеха третьего романа ушёл в отставку.
Сведения о службе Ле Карре в разведке разноречивы. Сам он не хотел казаться "литературным перебежчиком из секретного мира" и неохотно сообщал об этой стороне своей деятельности: "Я не был Матой Хари, – говорил он в интервью, – в течение некоторого времени я участвовал в этой работе, подобно Сомерсету Моэму, Грэму Грину и множеству других писателей". Опыт работы в британской разведке, по уверению Ле Карре, послужил ему источником размышлений над человеческими судьбами, над психологией англичан, поскольку "шпионаж присутствует везде и он наилучшим образом отражает современное общество". Ле Карре развивал жанр шпионского романа в полемике с романтико-приключенческой традицией от Дж. Бакена до Й. Флеминга. Вслед за Р. Киплингом он называл шпионаж "Большой игрой", в которой "солдатам" секретной службы отведена роль пешек. Своими образцами признавал Дж. Конрада и Гр. Грина, для которых шпионская интрига была способом создания экзистенциальной ситуации, обнажающей мотивы поведения человека. Закрытый мир секретной службы в романах Ле Карре служит моделью реального, якобы "открытого" общества.
Главный герой и "идеолог" в произведениях Ле Карре, контрразведчик Джордж Смайли, появляется в его первом романе "Звонок мертвецу" ("Call for the Dead", 1961; экран. 1967). В романах, писавшихся на протяжении двух десятилетий, его образ почти не меняется. Это всё тот же спокойный и невзрачный человек среднего возраста ("коротышка в очках, похожий на чиновника"), что отвечает его профессиональному стремлению быть незаметным, смешаться с толпой – "богач или бедняк, священник или простолюдин?" Он не только шпион, но и учёный, изучающий немецкую литературу 17 в. и придерживающийся единого метода в столь противоположных сферах: не выходить за пределы доказанных фактов. В его характере рационализм защитника существующих институтов сочетается с идеализмом странствующего рыцаря и умудрённостью пилигрима. Обыгрывается и его близость герою К. Дойла: аналитический склад ума, запоминающиеся особенности и привычки, даже постоянный адрес (Байуотер, 9).
В отличие от никогда не сомневающегося шпиона-супермена Й. Флеминга, Смайли – шпион рефлексирующий. Как и сам автор, он знает и любит Германию, но он ненавидел её, когда там жгли книги – тогда он точно знал, кто его враг. После войны он стал профессиональным шпионом, вербовщиком агентов, "кротом". Но, как говорится в "Убийстве по-джентльменски" ("A Murder of Quality", 1962), "на протяжении всей своей тайной работы он так и не сумел приспособить средства к цели". Этим определяются его отношения со своим ведомством, "Цирком" (версия Ле Карре британской секретной службы, англ, circus – это и площадь, на которой он поместил её здание). Принадлежность к нему внушает чувство защищённости от реальной жизни, но и "приучает объяснять её в терминах конспирации". Работающие там люди "ужасают меня, но я один из них". По словам сослуживцев, "он то выходит в отставку, то возвращается. Слишком совестлив. Никогда не известно, работает он или нет".
В "Шпионе, пришедшем с холода" ("The Spy Who Came in From the Cold", 1963; экран. 1965) Смайли "не работает" и потому остается на заднем плане. Но его глазами увиден заключительный эпизод задуманной его начальством комбинации – гибель шпиона, ушедшего "в холод", на последнее, как ему обещали, оперативное задание по другую сторону Берлинской стены. Он знал, что, став двойным агентом, не сможет рассчитывать на чью-либо помощь, но не знал, что ему предназначена роль пешки в большой игре по спасению начальника восточногерманской разведки, а на самом деле английского агента, провалившего агентурную сеть в Берлине. В этом, по отзыву Гр. Грина, лучшем из известных ему шпионских романов проводится параллель между агентами враждебных лагерей, разделённых Берлинской стеной ("Мы все одинаковы"), и противоположными идеологиями, в равной мере абстракциями, во имя которых в жертву приносится конкретный человек. Мотив пешки, которой не жаль пожертвовать, – один из повторяющихся у Ле Карре "Я даже согласна быть пешкой, только бы меня взяли в игру" – эти слова из "Алисы в Зазеркалье" Л. Кэрролла взяты в качестве эпиграфа к роману Ле Карре "Война в Зазеркалье" ("The Looking-Glass War", 1965; экран. 1969), в котором Смайли также остаётся в стороне. Абсурдность секретной операции изображена с комизмом в традиции П.Г. Вудхауса, усиливающим, однако, трагизм этого кафкианского романа.
С образом Смайли связан кардинальный для Ле Карре вопрос о том, кто такой шпион. Отсутствие однозначного ответа подчёркнуто названием романа – "Жестянщик, портной, солдат, шпион" ("Tinker, Tailor, Soldier, Spy", 1974; телесериал 1979. В русском переводе роман "Шпион, выйди вон!", 1998), переиначивающим девичье гадание о женихе: "Жестянщик, / Портной,/ Солдат, / Моряк, / Богач, / Бедняк, / Нищий, / Вор". Этот роман, а также "Почётный школьник" ("The Honourable Schoolboy", 1977) и "Люди Смайли" ("Smiley's People", 1980; телесериал 1981) составили трилогию "Поиски Карлы" ("Quest for Karla"), раскрывающую внутреннюю драму Смайли. Его поиски двойного агента – это и поиски самого себя, безуспешные попытки ответить на вопрос "кто я?". Противоборство британской и советской разведок персонифицируется в противоборстве Смайли и его советского "визави" по кличке Карла. Свою победу Смайли расценивает скорее как поражение: для её достижения он действовал теми же средствами, что и его противник, – воспользовался его единственным проявлением человечности, любовью к больной дочери. Их последним "поединком" стала встреча у Берлинской стены: "Они обменялись единственным взглядом, и, наверное, каждый из них на секунду увидел в другом себя". То же сходство подчёркнуто в изображении секретных служб двух стран – лондонского "Цирка" и московского Центра как бюрократических систем, насаждающих всеобщую конспирацию.
Спустя 10 лет как эпилог к истории Смайли была написана книга Ле Карре "Секретный пилигрим" ("The Secret Pilgrim", 1991), напоминающая рассказы доктора Ватсона о давних делах Шерлока Холмса. На этот раз старый, уже завершивший свой путь пилигрима Смайли, выступая перед будущими разведчиками, предается воспоминаниям, как и рассказчик, его бывший коллега, который мысленно перебивает, дополняет и комментирует его ("Но на лице Смайли, я убежден, улыбки не было", "Я вижу, как Джордж..."). Ностальгическая интонация книги вызвана не только отношением к Смайли, теперь уже легендарной фигуре, "части ностальгии других", но и изменившейся обстановкой в мире.
В 80-е гг., в романах "без Смайли", Ле Карре уходит от конфликтов "холодной войны"; тема шпионажа получает психологическое наполнение. Для завербованной героини "Маленькой барабанщицы" ("The Little Drummer Girl", 1983; экран. 1984) театральная сцена и театр жизни смешались, и она "перешла в Зазеркалье", где всё двоится – израильский агент Моссада и палестинский террорист. "Двойничество" переживается как расщепление и разрушение личности, свойственное и манипулятору-Пигмалиону: "Вокруг теснятся мои маски, а сам я где-то далеко и тоскую". В романе "Идеальный шпион" ("A Perfect Spy", 1986) двойничество анализируется как проявление хамелеонской природы человека ("Вначале был шпион"), умеющего "жить на разных уровнях", не различающего предательства и любви ("Предательство – это любовь"), лжи и правды ("Даже когда ты говоришь правду, ты лжешь"). В этом многоплановом романе историю собственного двойничества расследует сам шпион-двойник, решивший бросить "игру в Кима". Он пишет историю своей несостоявшейся жизни как "двенадцатитомный ответ Прусту" или исповедь, адресованную сыну.
Шпион у Ле Карре обречён на одиночество. Лишь в последних романах он допускает для него возможность возвращения к "банальности повседневной жизни". "Русский Дом" ("The Russian House", 1989; экран. 1990), написанный после посещения писателем Советского Союза, начинается с комической ситуации: секретные документы, привезённые из России, становятся увлекательным чтением английских дипломатов, прежде чем попасть в русский отдел английской спецслужбы, а комиссия, созданная для выяснения происшедшего, уподобляется Чеширскому Коту Л. Кэрролла – от неё не осталось ничего, кроме "ужасно секретной нахмуренности". Для старых зубров английской разведки шпионаж – это "выматывающая тревога", "имитирование любви", "несостоявшаяся жизнь", но и тайная цитадель, укрывающая от жизненных неурядиц. В молодом завербованном ими агенте они хотят видеть "смутный образ великого английского шпиона-джентльмена". Новоиспеченный же агент выбирает любовь и жизнь, а дилемма "идея или человек" решается в пользу человека. Он отказывается от вознаграждений и добивается права вернуться к частной жизни и ждать обещанного воссоединения с любимой (русской) женщиной. Скромным земным раем (уединённый коттедж в Корнуолле, подстриженный газон, сохнущее на веревке белье) завершаются приключения героя "Ночного администратора" ("The Night Manager", 1993) и его возлюбленной.
Роман Ле Карре "Портной из Панамы" ("The Tailor of Panama", 1996) далёк не только от мечты о "шпионе-джентльмене"; в нём нет и противопоставления бескорыстных рядовых участников тайной войны тем, кто сидя в "Цирке", распоряжается ими как "пешками" в своей "большой игре", что было характерно для его произведений 60-70-х гг. Теперь сами вербовщики и завербованные ведут собственную игру. Герой романа, владелец модного ателье, где он слышит больше исповедей, чем священник, далеко не так безобиден, как "Наш человек в Гаване" Гр. Грина, на которого ссылается автор. Завербованный английским шпионом, он почувствовал себя актёром-импровизатором. Поняв, что говорить он должен то, что от него хотят услышать, выдумал тайную оппозицию, своего друга назначил её лидером и вскоре перестал различать факты и вымысел. Англичанин же предстает как шпион новой формации. Его интересует личная выгода – дальняя, когда Панамский канал, возможно, пойдет с молотка, и ближняя – деньги, которые разведывательные службы готовы бросить в костёр, если его удастся разжечь. И портному это удаётся. Самоубийство своего испуганного друга он инсценирует как убийство и делает его героем, что оказывается достаточным основанием для бомбёжки.
В других романах кон. 90-х гг. ("Наша игра" – "Our Game", 1995; "Сингл и Сингл" – "Single and Single", 1999; "Верный садовник" – "The Constant Gardener", 2000) Ле Карре бросает своих шпионов и дипломатов на борьбу с организованной преступностью, будь то торговля наркотиками и оружием или фармацевтическая индустрия, проверяющая новый препарат на африканцах как на подопытных животных. Но освоение новых территорий не дало писателю материала для постановки сущностных проблем, которыми отличались его лучшие шпионские романы.
А. Саруханян
|
ИНДЕКС:
Беллетрист представляет |
А
Б В
Г
Д Е
Ж З
И
К Л
М Н
О
П Р
С Т
У
Ф Х
Ц
Ч Ш
Щ Э
Ю Я
Джон ЛЕ КАРРЕ 