Шарль НОДЬЕ (Charles Nodier, 1780, Безансон — 1844, Париж)

Когда французский писатель Шарль Нодье захотел наградить главных героев двух своих повестей – «Фея хлебных крошек» и «Бобовое зернышко и Цветок горошка» – счастливой жизнью в своеобразном «земном раю», то притягательнейшим украшением этих райских уголков оказались великолепные библиотеки, в которых «было собрано все самое превосходное и полезное, что создали, изящная словесность и наука, все, что необходимо для услаждения души и развития ума в течение долгой-долгой жизни».

Повести, о которых идет речь, – сказочные, и приключения, происходящие с их героями – влюбленным в мифическую царицу Савскую плотником Мишелем и крошечным мальчиком по имени Бобовое зернышко, – откровенно фантастичны, зато страстная любовь к книгам, восторг, охватывающий обоих героев при виде тщательно подобранной и на удивление богатой библиотеки, – чувства непридуманные. Их подарил своим персонажам автор. Страстным библиофилом был именно он, Шарль Нодье. Недаром еще в семнадцатилетнем возрасте он умолял друга прислать ему некий библиографический словарь в таких выражениях: «Эта книга составляет предмет моих самых упоительных мечтаний. Я думаю о ней непрестанно; в ночной тиши передо мной встает желанный образ... подчас мне кажется, что она уже моя... я просыпаюсь... оглядываюсь... и не нахожу ничего, кроме мрака иллюзий». Выведя в рассказе «Библиоман» чудака-маньяка, «помешанного» на книгах, он отдал ему многие «библиографические» замечания и соображения, которые вполне всерьез высказывал «от себя» в своих библиофильских статьях; такая самоирония вообще характерна для Нодье, однако отношение его к книгам было очень и очень серьезным.

Книга значила для Шарля Нодье очень много – так много, что порой кажется: эта страсть способна была навсегда вытеснить из его сердца все остальные. Однако полагать так – значит жестоко заблуждаться. В жизни Нодье было много других увлечений; писатель этот тем и удивителен, что делил себя между областями науки и словесности, которые на первый взгляд довольно-таки далеки друг от друга.

Родился Шарль Нодье в семье безансонского адвоката. В год, когда началась Великая французская революция, ему, следовательно, было девять лет. Нодье-старший был настроен весьма радикально, и в двенадцать лет Шарль вступил в безансонское Общество друзей Конституции – клуб, близкий к якобинцам. Революционные речи, произнесенные приблизительно в эту же пору, принесли ему славу чудо-ребенка. Однако на энтузиазм Шарля постепенно накладывались впечатления совсем иного толка. Позже он вспоминал, как присутствовал при казни бывшего капуцина, а затем крупного революционного деятеля Эложа Шнейдера; тот, кто еще недавно посылал множество людей на плаху (нередко без всякой вины, исключительно из соображений личной мести), теперь сам принял смерть под ножом гильотины. Двойственное отношение к революции и восставшему народу (или толпе?) сохранилось у Нодье до конца жизни. С одной стороны, он всегда верил в творческую силу народа. С другой стороны, писатель всегда помнил о том, как страшен может быть порыв толпы, если его не направили на благие дела.

В 1802 году Нодье приезжает в Париж и вступает в общество «Медитаторов» – молодых людей, которые пытались, отгородившись от современной цивилизации, создать братство «античных мудрецов». Общение с «медитаторами», утрата возлюбленной, скончавшейся во цвете лет, – все это, вкупе с литературной модой, повлияло на стиль ранней сентиментальной прозы и поэзии Нодье (повесть «Стелла, или Изгнанники», 1802; сборники «Опыты юного барда», 1804 и «Скорбящие, или Извлечения из записок самоубийцы», 1806) .

Однако в душе Нодье жил не только меланхолический мечтатель, но и политический бунтарь, ненавистник тиранов. В 1801 или 1802 году Шарль сочинил сатирическую оду, направленную против Наполеона, в ту пору первого консула; ода эта, быстро получившая популярность, была напечатана анонимно, однако в декабре 1803 года в письме министру полиции Фуше Нодье неожиданно сам сознался в своем авторстве. За этим «автодоносом» последовали события, о которых Нодье потом не раз вспоминал с гордостью, ибо он выступил здесь в почетной роли жертвы политического произвола. Месяц с небольшим автор сатирической оды провел в тюрьме Сент-Пелажи, а затем благодаря хлопотам отца был выслан в родной Безансон под надзор полиции. Здесь он вступил в тайное общество «Филадельфы», первой политической акцией которого должно было стать покушение на императора в горах Юра (1805). Из этой затеи ничего не вышло: о готовящемся покушении стало известно Фуше и он приказал покончить с этим делом, произведя несколько арестов. Лично Нодье, по-видимому, ничего не угрожало, однако он самовольно покинул Безансон и около полугода скитался по лесам и горам, наслаждаясь, очевидно, и вольным, «естественным» существованием, и сознанием опасности (как мы уже сказали, вымышленной или, во всяком случае, сильно преувеличенной). К «оседлой» жизни беглец вернулся благодаря протекции друга отца, префекта департамента Ду, столицей которого был Безансон.

Позже, в конце 1820 – начале 1830-х годов Нодье, уже известный писатель, с 1824 года хранитель библиотеки Арсенала, хозяин салона, где собирался цвет тогдашней литературы, постепенно приобрел в глазах современников репутацию чудака, который только и умеет, что сочинять фантастические истории да читать старые книги; бунтарская его юность стала казаться очередным розыгрышем присяжного мистификатора, известного ироническим складом ума, а рассказ о тюремных злоключениях – выдумкой ради красного словца. Между тем для самого писателя душевный опыт, обретенный в юности, имел большое значение. На собственном опыте Нодье испытал, каково это – ощущая в себе огромные силы, ненавидя тирана-узурпатора, не иметь возможности проявить себя на общественном поприще и громко заявить о себе миру. Вероятно, не только книжные впечатления (например, от чтения «Разбойников» Шиллера), но и собственные воспоминания положил Нодье в основу произведения, принесшего ему европейскую известность, – опубликованного в 1818 году романа о благородном разбойнике «Жан Сбогар».

Литературное наследие Нодье любопытно тем, что разные, очень далекие одна от другой творческие манеры соседствуют здесь в произведениях, написанных едва ли не одновременно. В 1820 году он выпускает, например, «чувствительную» повесть «Адель», а в следующем году – фантастическую повесть «Смарра», где сентиментальности нет и в помине; дух «неистового романтизма» с его пристрастием к ужасам и кошмарам сочетается здесь с тонкой стилизацией античной литературы (прежде всего, романа Апулея «Золотой осел»).

В 1830 году Нодье публикует «Историю Богемского короля и его семи замков»; в этом романе, где соединились традиции Стерна и Рабле, необычно все, от «игрового» шрифта, не уступающего самым смелым образцам современного книжного дизайна, до взбалмошного, постоянно кого-то передразнивающего и над кем-то (не в последнюю очередь над собой) подсмеивающегося повествователя, который к тому же выступает сразу в трех ипостасях (личность рассказчика составляют три существа: Теодор, или его чувствительность, дон Пик до Фанфрелюкио, или его обширная память, Брелок, или его язвительный и насмешливый ум). И вот одновременно с «Историей Богемского короля» Нодье пишет автобиографический цикл «Воспоминания Максима Одена» (1831), в который входят сентиментальные повести, до крайности похожие на повести 1810-х и 1820-х годов (повсюду одна и та же неминуемо погибающая в ранней юности героиня и один и тот же мечтательно-восторженный герой-повествователь). Читателям было настолько трудно привыкнуть к «жонглированию» стилями, которым мастерски владел Нодье, что в издательской практике даже вошло в привычку печатать сентиментальную новеллу о слепом юноше и его неверной возлюбленной, которую писатель включил в иронического «Богемского короля», отдельно от романа, – слишком уж силен был контраст между ерническим тоном романа и чувствительной атмосферой новеллы.

В XIX веке наибольший успех имели именно сентиментальные произведения Нодье, его «добродушные» сказки (они многократно переиздавались, постепенно приближаясь к «безобидной» литературе для детей дошкольного возраста). В XX веке нужнее, актуальнее оказались произведения другого плана: фантастическая повесть «Фея хлебных крошек», посвященная безумцу, который наперекор расчетливому, эгоистическому обществу верит в сказку и любовь; сатирические повести, которые современный французский исследователь, воспользовавшись выражением самого Нодье, назвал «циклом здравомыслящего насмешника» – язвительный упрек обществу, где изобретений и технических усовершенствований становится все больше, а добрых чувств и здравого смысла – все меньше.

Нодье был писателем незаурядным, писателем со своим лицом, достойным занять место рядом с такими корифеями французской литературы первой половины XIX столетия, как Виктор Гюго (который, кстати, очень многим, в частности, любовью к Шекспиру, обязан Нодье, своему старшему товарищу, Альфред де Мюссе или Стендаль.

Но вот что удивительно: мы познакомились с Нодье-писателем, но список его творческих интересов далеко не кончен. Ибо Нодье был еще:

— профессиональным энтомологом, автором «Рассуждения о назначении усиков у насекомых и об их органе слуха» (1798; в соавторстве с Ф.М.Ж. Люкзо) и «Энтомологической библиографии» (1801), которую одобрил caм Ламарк;

— профессиональным лингвистом, автором книг «Толковый словарь французских ономатопей» (1808), «Критическое рассмотрение французских словарей» (1828) и «Начала лингвистики» (1834), а также множества статей, посвященных проблемам языка;

— профессиональным литературным критиком: в 1810-1820-х годах он опубликовал в периодической печати множество рецензий, откликаясь и на значительные, и на ничтожные новинки французской и иностранной литературы, причем не просто хвалил или осуждал, но стремился разглядеть во всяком произведении выражение художественных и социальных тенденций и потребностей эпохи.

Не так уж мало для одного человека?

А ведь в придачу ко всему этому Нодье был еще талантливым и многоопытным библиографом и библиофилом.

В. Мильчина

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я